И бармен с гордым видом ушел на кухню. Харри, Молли, Джеймс и Йода пересели за стол.
Разухабистые рокеры грянули веселую «Убери зубы с моего пульса, я еще слишком жива».
– А-а-а, а-а-а! – подпевали захмелевшие ребята. Принесли жаркое.
– Вкушно, – поставил диагноз Барахлоу.
– Мгм... – не спорила Молли.
– Чавк, чавк, чавк, – даже Йода был необычно краток.
Когда Акакий принес счет, Джеймс долго смотрел на бумажку, а затем осторожно поинтересовался:
– Почему тут написано «Заливной Единорог»?
– Странный вопрос, юноша. Вы же его ели, – невозмутимо ответил бармен.
– Это же запрещено! – гневный голос Молли почти срывался.
– Разумеется, – пожал плечами Акакий. – Поэтому мы воспользовались овцебычатиной. Но вы никому не говорите, а то брать не станут.
На том и сговорились.
Комната была неказистой, но уютной. Ребята уместились на двух кроватях, а Йода свернулся в кресле.
Харри долго не мог заснуть, кумекая, чем же закончится поход. Мальчик боялся дать дуба, но при этом испытывал странное чувство. Дескать, позволь Шаурме перевариться, и настанет такая жизнь, такое облегчилово, о каких можно только мечтать!
Постепенно Проглоттер сомкнул веки и задремал. Харри привиделся волшебный экран. Сначала на нем мелькали какие-то газетные вырезки с заголовками типа «Хакер взломал базу данных цру и черепную коробку Президента», «Спецслужбы гоняются за Морфием!», «За поимку негра в солнцезащитных пенсне обещаны бешеные бабки и синяя таблеточка».
Потом экран вдруг потемнел и проявились буквы: « Wake uр, Наггу! The Shaurmatrix has уоu... »
Неискушенный в языках Проглоттер не смог понять значения этой надписи. Буквы всё возникали:
«Knock, knock, knock...»
И тут же Харри и его спутников разбудил настойчивый стук в дверь.
Ребята повскакивали с кроватей. Молли схватилась за верные кинжалы.
– Кто там? – как-то уж очень пискляво спросил Джеймс.
– Вампиры, – донеслось из коридора.
Дверь с треском слетела с петель, и на пороге нарисовались два упыря. В одном из них хорошо угадывался бармен.
– Еда! – заорали вампиры и бросились на детей. Молли прыгнула вперед и вонзила оба кинжала в клыкастого бармена. Он крякнул и упал на девочку, придавив ее к полу своим мертвым телом.
В дверях появился третий кровосос:
– Харчи есть?
– Навалом, Глухарь! – прокричал упырь, зашедший с барменом.
– Чего? – и глухой вампир медленно вошел в номер.
Мальчики и Йода оцепенели от страха.
Ближний к детям вампир сиганул на Проглоттера, бросая на кровать. Он почти воткнул мерзкие клыки в Харрину шею, но вдруг отпрянул от него, как от чумного, и заглянул ему в глаза.
– Р-робин?.. – неуверенно пролопотал он. – Робин Бобин Барабек?
– Не знаю, о чем вы, – часто-часто заморгал Харри.
– Как же? Тот, который и корову, и быка, и кривого мясника...
– Вы ошибаетесь, – заверил кровопийцу юный волшебник, тяжело дыша ему в бледное, как луна, лицо.
Вампир вскочил:
– Нет, тут нет никакой ошибки, это ты... Хайль Вольтаморд!
Расправив перепончатые крылья, он поднялся в воздух, вылетел в окно и скрылся во тьме.
Его глуховатый подельник, не мешкая, прыгнул на грудь лежащему Проглоттеру. С вампирьих зубов текла слюна, а когтистые пальцы больно стиснули плечи мальчика. Вампир склонился к Харри, но отстранился так же рьяно, как и первый упырь.
– А-а-а-а!!!.. Да это же Мальчик-Который-Выжрал! – завопил он и улетел как угорелый.
«Хм, наверное, Шаурма была с чесноком», – решил Проглоттер, вставая.
– А чего это они тебя не укусили? – удивился Джеймс Барахлоу, постепенно приходя в себя.
– Слово волшебное знаю, – соврал Харри.
Его буквально колотило от пережитого страха.
– Эй, не стойте истуканами! – прохрипела Молли. – Снимите с меня эту тушу.
Мальчики стащили тело Акакия с Козазель. Она брезгливо вынула клинки и обтерла их о занавеску.
– Жаль, что утонул твой Нельзяблик, Проглоттер, – сказала она.
– Сто пудов, – добавил Барахлоу.
Харри не стал умиляться сантиментам, а предложил:
– Я, конечно, не настаиваю, но, может, надо валить отсюда?
VI
Пьет других девчонок сок, поет им песни...
Внешняя политика отличается от внутренней так же, как внешность человека отличается от его внутренностей. Поэтому если государство ведет себя на мировой арене грязно и по-хамски, имейте ввиду, что внутри у него всё куда более запущено.
Империя Большого Брата подавала себя нагло. То в Икраб войска ввела, то Автогенистон побомбила, короче, выделывалась как хотела. Речь не об этом.
Большой Брат впервые за десяток лет поднялся с трона и потянулся.
– Эх, держи меня семеро! – пророкотал Лорд Тьмы. – Держи меня семеро!!! Эх, падаю же, ловите, холопы!.. Ловите, мать вашу!..
Шустрые телохранители подскочили и поймали Большого Брата.
– Брысь! – скомандовал им повелитель, когда снова выровнял центр тяжести. Он сделал несколько осторожных шагов, грозно повел из стороны в сторону хвостом, оканчивающимся ядовитым жалом. Выхватил из-за пояса огромный меч, взмахнул могучими передними правыми руками.
Tpoе телохранителей упали, разрубленные пополам, рассеченный трон рухнул.
– Ха-ха, помнят! Помнят руки-то! – обрадовался Большой Брат, убрал клинок в ножны и сел в новое кресло, которое ему услужливо поднесли рабы.
В это время в Хоботасте вышел из состояния глубокого сосредоточения Мастдай Глюкообильный.
– Хм, Я чувствую запах грядущего кирдыка, – хмуро предрек он.
Ректор согнал кошку с колен, бросил телефонную трубку, всегда торчащую у него на плече, раздвинул ворох бумаг и прыгнул – подлетел над столом, совершая кульбит за кульбитом. Приземлился Мастдай в центре кабинета.
– Аватарум в пустую тарум, трансглюкация-приватизация! – сплел заклинание Мастдай.
По его телу забегали электрические разряды, он завис в нескольких сантиметрах над полом и начал светиться, как китайский фонарь или тот же Дункан Маклауд в конце каждой серии. Призрак Штирлица оторвался от секретных архивов Мастдая, не желая пропустить нежданное пиротехническое шоу.
– Полныйбакус-заправлякус! – продолжил колдовать ректор.
Его наполняла, захлестывала энергия, заставляя снисходительно смеяться над этим миром. Глюкообильный заметно вытянулся и раздался вширь, наращивая мышечную массу.
Мастдай указал пальцем на Штирлица:
– Du... Du hast... Du hast mich... – ворожил он, повышая голос. – Du hast mich!.. Du hast mich geflagt!.. Du hast mich gefragt!!!.. Du hast mich gefragt und ich hab nichts gesagt!!!..
Встревоженный древней саксонской магией Штирлиц постепенно терял прозрачность, становясь материальным, ощутимым. Он попробовал пройти сквозь шкаф, но пребольно ударился арийским носом и сел на пол.
– Willst du bis der Tod еuсh scheidet treu mir sein fur аhе Tage?!.. – воззвал Мастдай к штандартенфюреру.
– Nein! – отрезал Штирлиц, уже слышащий пение валькирий. – Nein!
– Ответ неверный, – поморщился Мастдай и развеял чары материальности.
Штирлиц юркнул сквозь шкаф подальше от пронзительного взгляда ректора.
Мастдай притух и погасил молнии.
– Ладно, не прячься, сеанс окончен, – проворчал он Штирлицу. – Вот человек! Не хочет вербоваться и всё тут!.. А такие кадры спасли бы Хоботаст ...
Штандартенфюрер недоуменно смотрел на Мастдая. Куда уж дальше-то вербоваться? Вон, даже бывшему коллеге наврал с три короба ради победы добра и справедливости...
Глюкообильный подошел к глобусу. Мерцающая точка, до сего дня светившаяся бодрым зеленым цветом, стала желтой.
– Что-то там с моим милым Лохкартом? – встревожился Мастдай.
Лохкарт выждал пару часов, прежде чем Харри с друзьями скрылись В дверях «Еl Coyote», и зашел внутрь. Бармен плеснул ему колдовства в хрустальный мрак бокала и ляпнул пюре в фаянсовый свет тарелки.